Неточные совпадения
С той минуты, как при виде любимого умирающего брата Левин в первый раз взглянул на вопросы жизни и смерти сквозь те
новые, как он называл их, убеждения, которые незаметно для него, в
период от двадцати до тридцати четырех лет, заменили его детские и юношеские верования, — он ужаснулся не столько смерти, сколько жизни без малейшего знания о том, откуда, для чего, зачем и что она такое.
Выросши из
периода шалостей, товарищи поняли его и окружили уважением и участием, потому что, кроме характера, он был авторитетом и по знаниям. Он походил на немецкого гелертера, знал древние и
новые языки, хотя ни на одном не говорил, знал все литературы, был страстный библиофил.
По-моему, вы выбрали особенно удачный момент для своего предприятия: все общество переживает
период брожения всех сил, сверху донизу, и вот в эту лабораторию творящейся жизни влить
новую струю, провести
новую идею особенно важно.
Чувствуется, что человечество вступает в
новый исторический и даже космический
период, в какую-то великую неизвестность, совершенно не предвиденную никакими научными прогнозами, ниспровергающую все доктрины и учения.
Русский народ вступает в
новый исторический
период, когда он должен стать господином своих земель и творцом своей судьбы.
Они знают, что война есть великое зло и кара за грехи человечества, но они видят смысл мировых событий и вступают в
новый исторический
период без того чувства уныния и отброшенности, которое ощущают люди первого типа, ни в чем не прозревающие внутреннего смысла.
Можно установить четыре
периода в отношении человека к космосу: 1) погружение человека в космическую жизнь, зависимость от объектного мира, невыделенность еще человеческой личности, человек не овладевает еще природой, его отношение магическое и мифологическое (примитивное скотоводство и земледелие, рабство); 2) освобождение от власти космических сил, от духов и демонов природы, борьба через аскезу, а не технику (элементарные формы хозяйства, крепостное право); 3) механизация природы, научное и техническое овладение природой, развитие индустрии в форме капитализма, освобождение труда и порабощение его, порабощение его эксплуатацией орудий производства и необходимость продавать труд за заработную плату; 4) разложение космического порядка в открытии бесконечно большого и бесконечно малого, образование
новой организованности, в отличие от органичности, техникой и машинизмом, страшное возрастание силы человека над природой и рабство человека у собственных открытий.
Советский человек в
период так называемого строительства действительно несет с собой
новые черты, очень его отличающие от старой интеллигенции.
Это совпадает с
периодами особенного духовного подъема, когда судьбами истории данный народ призывается совершить что-либо великое и
новое для мира.
Раз человечество отречется поголовно от Бога (а я верю, что этот
период — параллель геологическим
периодам — совершится), то само собою, без антропофагии, падет все прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и наступит все
новое.
Мало того: если даже
период этот и никогда не наступит, но так как Бога и бессмертия все-таки нет, то
новому человеку позволительно стать человеко-богом, даже хотя бы одному в целом мире, и, уж конечно, в
новом чине, с легким сердцем перескочить всякую прежнюю нравственную преграду прежнего раба-человека, если оно понадобится.
Это было действительно самое блестящее время петербургского
периода; сознание силы давало
новую жизнь, дела и заботы, казалось, были отложены на завтра, на будни, теперь хотелось попировать на радостях победы.
Но моя надежда на скорое наступление творческой эпохи была ослаблена катастрофическими событиями мировой войны, русской революции, переворота в Германии,
новой войны, сумеречным, не творческим
периодом между двумя войнами, угрозами
нового мирового рабства.
Возможны
периоды реакции и тьмы, как возможны и творческие прорывы, повороты, раскрытие
новых аспектов мира,
новых миров.
Я всегда ждал все
новых и
новых катастроф, не верил в мирное будущее, и для меня не было ничего неожиданного в том, что мы вступили в остро катастрофический
период.
В московский
период это была для меня
новая встреча.
То он выходил, по этим критикам, квасным патриотом, обскурантом, то прямым продолжателем Гоголя в лучшем его
периоде; то славянофилом, то западником; то создателем народного театра, то гостинодворским Коцебу, то писателем с
новым особенным миросозерцанием, то человеком, нимало не осмысливающим действительности, которая им копируется.
По произведенному под рукой дознанию оказалось, что Подгоняйчиков приходится родным братом Катерине Дементьевне, по муже Шилохвостовой и что, по всем признакам, он действительно имел какие-то темные посягательства на сердечное спокойствие княжны Признаки эти были: две банки помады и стклянка духов, купленные Подгоняйчиковым в тот самый
период времени, когда сестрица его сделалась наперсницей княжны; гитара и бронзовая цепочка, приобретенная в то же самое время,
новые брюки и, наконец, найденные в секретарском столе стихи к ней, писанные рукой Подгоняйчикова и, как должно полагать, им самим сочиненные.
Я знал этих людей во второй
период жизни у чертежника; каждое воскресенье они, бывало, являлись в кухню, степенные, важные, с приятною речью, с
новыми для меня, вкусными словами. Все эти солидные мужики тогда казались мне насквозь хорошими; каждый был по-своему интересен, все выгодно отличались от злых, вороватых и пьяных мещан слободы Кунавина. Больше всех мне нравился тогда штукатур Шишлин, я даже просился в артель к нему, но он, почесывая золотую бровь белым пальцем, мягко отказал мне...
Люди, привыкшие к существующему порядку вещей, любящие его, боящиеся изменить его, стараются понять учение как собрание откровений и правил, которые можно принять, не изменяя своей жизни, тогда как учение Христа не есть только учение о правилах, которым должен следовать человек, но — выяснение
нового смысла жизни, определяющего всю, совсем иную, чем прежняя, деятельность человечества в тот
период, в который оно вступает.
До того смякла, понизилась жизнь, что даже административное творчество покинуло нас. То творчество, которое обязательно переходит через весь петербургский
период русской истории. По крайней мере, после лучезарного появления на арене административной деятельности контрольных чиновников, удостоверявших, что так называемая «современная ревизия отчетностей» должна удовлетворить самых требовательных русских конституционалистов, я просто ни на каких
новых административных пионеров указать не могу.
Разъяснения всех этих негодований и пророчеств впереди; их место далеко в хронике событий, которые я должна записать на память измельчавшим и едва ли самих себя не позабывшим потомкам древнего и доброго рода нашего. Сделав несколько несвоевременный скачок вперед, я снова возвращаюсь «во время уно», к событию, которым завершился
период тихого вдовьего житья княгини с маленькими детьми в селе Протозанове и одновременно с тем открылась
новая фаза течения моего светила среди окружавших его туч и туманов.
Изъян третий: постоянно находясь под игом воспоминаний о
периоде самоотверженности, они чувствуют себя до того задавленными и оскорбленными при виде чего-либо
нового, не по их инициативе измышленного, что нет, кажется, во всем их нравственном существе живого места, которое не ныло бы от уязвленного самолюбия.
Вот, когда жизнь выработает
нового сорта утехи, тогда сам собою изноет и мироедский
период.
Об обычном возвращении в Москву на григорьевский верх говорить нечего, так как память не подсказывает в этот
период ничего сколько-нибудь интересного. Во избежание
нового бедствия с политическою экономией, я стал усердно посещать лекции Чивилева и заниматься его предметом.
Притупленный вид и вообще вся фигура клоуна, с его бабочками на спине и на груди, не предвещали на опытный глаз ничего хорошего; они ясно указывали режиссеру, что Эдвардс вступил в
период тоски, после чего он вдруг начинал пить мертвую; и тогда уже прощай все расчеты на клоуна — расчеты самые основательные, если принять во внимание, что Эдвардс был в труппе первым сюжетом, первым любимцем публики, первым потешником, изобретавшим чуть ли не каждое представление что-нибудь
новое, заставлявшее зрителей смеяться до упаду и хлопать до неистовства.
Общечеловеческие образцы, конечно, остаются всегда, хотя и те превращаются в неузнаваемые от временных перемен типы, так что, на смену старому, художникам иногда приходится обновлять, по прошествии долгих
периодов, являвшиеся уже когда-то в образах основные черты нравов и вообще людской натуры, облекая их в
новую плоть и кровь в духе своего времени.
Междоусобия Изяслава, Всеволода и последующих князей, вероломство Олега Святославича, ослепление Василька тотчас после мирного съезда князей и крестного целования, кровавая вражда Олеговичей и Мономаховичей, — вот явления, наполняющие весь домонгольский
период нашей истории; видно ли из них, что кроткое влияние
новой веры глубоко проникло в сердца князей русских?
Известно, что он, в своем сочинении «О древней и
новой России», не только восхищался временем царей Михаила и Алексея, но даже и всем московским
периодом.
В тот самый
период времени Роберт Овэн написал и издал первую из семи частей «Книги
нового нравственного мира», долженствующей заключать в себе изложение науки о природе человека. Такой книги доселе недоставало человечеству, и автор будет ее защищать против всех, которые сочтут своим долгом или найдут выгодным нападать на нее.
Мы еще в том же гоголевском
периоде и напрасно ждем так давно
нового слова: для него еще, верно, не выработалось содержание в жизни.
В течение того
периода времени, пока рисовались перед нами все эти просвещенные поборники истины и добра, красноречивые страдальцы возвышенных убеждений, подросли
новые люди, для которых любовь к истине и честность стремлений уже не в диковинку.
В
новой повести г. Тургенева мы встречаем другие положения, другие типы, нежели к каким привыкли в его произведениях, прежнего
периода. Общественная потребность дела, живого дела, начало презрения к мертвым, абстрактным принципам и пассивным добродетелям выразилось во всем строе
новой повести. Без сомнения, каждый, кто будет читать нашу статью, уже прочитал теперь «Накануне». Поэтому мы вместо рассказа содержания повести представим только коротенький очерк главных ее характеров.
Но нравственность, предполагающая греховное раздвоение, борьбу добра и зла в человеке, не может иметь безусловного религиозного значения, она есть Ветхий Завет,
период подзаконности, который преодолевается (хотя и не отменяется)
Новым Заветом, царством благодати [В русской литературе «сравнительный анализ» Ветхого и
Нового заветов впервые был произведен митрополитом Иларионом (XI в.) в «Слове о Законе и Благодати».
Минуты этого отъезда, равно как и всего этого путешествия, я никогда не позабуду. По самым странным стечениям обстоятельств этот выезд был моим исходом из отрочества в иной
период жизни, который я опишу когда-нибудь, более собравшись с силами, а теперь, подходя к этому рубежу, намечу только ту странную встречу в Кротове, которая была для меня вехою, указавшею мне
новый путь и
новые страдания.
С какой стороны ни взглянуть, предыдущий
период, 1860–1863 годов, и в Петербурге и в Москве был гораздо ярче, живее, полнее
новыми движениями и крупными фактами общественного и литературного характера.
Костомаров-Сухово-кобылин-Островский-Новый купеческий мир-Героический
период русского театра-Айра Олдридж-Рашель-Рубинштейн-Балакирев-Вагнер-Серов-Стасов-Тургенев-Чернышевский-"В путь дорогу"-О повествовательной беллетристике-Мой самый длинный роман-Судьба романа «В Путь дорогу»-Жизнь с матушкой
Театр по творческой производительности переживал свой героический
период. Никогда позднее не действовало одновременно столько крупных писателей, из которых два — Островский и Писемский — создавали наш
новый реальный, бытовой репертуар.
Россию киевскую, Россию татарского
периода, Россию московскую, Россию петровскую, императорскую и, наконец,
новую советскую Россию.
Не помню, право, сколько именно требовалось по расчетам Пекторалиса, чтобы он мог основать свою фабрику, но, кажется, это выходило что-то около двенадцати или пятнадцати тысяч рублей, — и как только он доложил к этой сумме последний грош, так сейчас же и поставил точку к одному
периоду своей жизни и объявил начало
нового.
Наука не позволяет нам также сделать скачок от времени Петра Великого ко времени Екатерины II; она заставляет нас с особенным любопытством углубиться в изучение этого
периода — посмотреть, как Россия продолжала жить
новою жизнью после Петра Великого, как разбиралась она в материале преобразований без помощи гениального императора, как нашлась в своем
новом положении, с его светлыми и темными сторонами, так как в жизни человека и в жизни народов нет возраста, в котором не было бы и тех и других сторон.
Наивное возражение молодой девушки: «Значит, когда будет война» — тоже оказалось пророческим, так как Николаю Павловичу действительно не пришлось ждать долго объявления
новой войны; но не будем забегать вперед, а сделаем краткий обзор положения России относительно западно-европейских держав в описываемый нами
период.
А К. Леонтьев в последний
период своей жизни отчаялся в том, что Россия явит еще
новый тип цветущей культуры, противоположный вырождающейся европейской цивилизации, схожий с былыми цветущими культурами Европы.
В мировом новозаветном
периоде загоралось сознание
новой связи по Духу, связи в свободе, а не в необходимости.
Увеличение роли женщины в грядущий исторический
период совсем не означает продолжения женского эмансипационного движения
нового времени, которое стремилось уподобить женщину мужчине и повести женщину мужским путем.
Самым ощущениям Глафиры был нанесен совершенно
новый удар: предшествовавшая этому
периоду болезненная раздражительность ее уступила место столь же болезненной сосредоточенности.
Здесь как в моей памяти, так и в «Дневнике» существует некоторый пробел; я решительно не могу припомнить, что делал я и чувствовал в течение двух или трех последующих месяцев. И первая запись в дневнике, появившаяся после долгого
периода молчания, своей незначительностью не дает ключа к разгадке: в коротких и сжатых выражениях я сообщаю лишь, что мне сшили
новое платье, и что я пополнел (см. «Дневник заключенного» от 16 апреля 18…).
Ибо то, что с точки зрения наблюдения, разум и воля суть только отделения (sécrétion) мозга, и то, что человек, следуя общему закону, мог развиться из низших животных в неизвестный
период времени, уясняет только с
новой стороны тысячелетия тому назад признанную всеми религиями и философскими теориями, истину о том, что с точки зрения разума человек подлежит законам необходимости, но ни на волос не подвигает разрешение вопроса, имеющего другую, противоположную сторону, основанную на сознании свободы.
Первый пореволюционный
период церковной жизни оказался окрашенным в бюрократический цвет
нового стиля, и это было неотвратимым последствием старых грехов.
Ограничение потребностей и большая напряженность труда всех классов общества характерны для
нового исторического
периода.